Начиная от Сократа до Христа и от Христа вплоть до тех людей, которые из века в век
умирают за истину, все мученики веры доказывают неправду этого рабского учения и громко говорят нам: «Мы тоже любили жизнь и всех людей, которыми жизнь наша была красна и которые умоляли нас прекратить борьбу.
Неточные совпадения
Ну, и почтен был
за это в свое время… А нынче, друзья мои, этого не любят! Нынче нашего брата, фрондера,
за ушко да на солнышко…
за истину-то! Вот, когда я
умру… тогда отдайте все Каткову! Никому, кроме Каткова! хочу лечь рядом с стариком Вигелем.
Просматривая историю человечества, мы то и дело замечаем, что самые явные нелепости сходили для людей
за несомненные
истины, что целые нации делались жертвами диких суеверий и унижались перед подобными себе смертными, нередко перед идиотами или сластолюбцами, которых их воображение превращало в представителей божества; видим, что целые народы изнывали в рабстве, страдали и
умирали с голоду ради того, чтобы люди, жившие их трудами, могли вести праздную и роскошную жизнь.
Живая жизнь борется в нем с холодною вечностью, брезгливо отрицающею жизнь. Андрей смотрит на сидящую у его постели Наташу. «Неужели только
за тем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне
умереть?» И сейчас же вслед
за этим думает: «Неужели мне открылась
истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее (Наташу) больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?»
С той поры в продолжение почти 15 веков та простая, несомненная и очевиднейшая
истина о том, что исповедание христианства несовместимо с готовностью по воле других людей совершать всякого рода насилия и даже убийства, до такой степени скрыта от людей, до такой степени ослаблено истинно христианское религиозное чувство, что люди, поколения
за поколениями, по имени исповедуя христианство, живут и
умирают, разрешая убийства, участвуя в них, совершая их и пользуясь ими.
«Могло или не могло это быть?» думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. «Неужели только
за тем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне
умереть?.. Неужели мне открылась
истина жизни только для того, чтоб я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но чтó же делать мне, ежели я люблю ее?» сказал он, и он вдруг невольно застонал по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.